Когда слава о лебедевских «катюшах» прошла по всему фронту, на завод стали поступать официальные письма от крупных воинских соединений с заказами на сотни ламп. В таких случаях Лебедев по целым суткам не выходил из своей мастерской, помещавшейся в одном из подвалов завода, а потом погружал продукцию на машины и сам вёз ее сдавать заказчикам.

По примеру Лебедева и другие оставшиеся на заводе товарищи начали изобретать, думать, что бы такое сделать нужное, полезное для своих соседей-фронтовиков.

На складах завода остался довольно большой запас фанеры. Эвакуировать её в тыл не было смысла. Инженер Стратиевский предложил передать фанеру воинским частям для обшивки и утепления блиндажей и землянок. Это было поручено одному из наших коммунистов, товарищу Петрову. Нагрузив машину фанерой, он отправился в штаб генерала Шумилова. По дороге Петров попал под бомбёжку. Немецкие пикировщики бомбили колонну наших танков, продвигавшихся к фронту. Вернувшись вечером на завод, Петров сказал мне, что, глядя на то, как немцы бомбили наши танки, ему пришла в голову мысль, что фанеру лучше всего использовать для изготовления макетов танков и расставлять эти макеты по дороге в степь для приманки немецкой авиации.

— Лучше, чтобы они фанерные танки бомбили, чем настоящие, — сказал он. — Пусть себе бомбит — мы другие сделаем: фанеры у нас много.

Это предложение было одобрено командованием. На завод прибыл майор, под руководством которого в деревообделочном цехе бригада плотников и столяров начала массовое изготовление фанерных танков. За день делалось 15–20 макетов; ночью приходили машины и увозили их в степь, к Ивановке, к Песчанке или за Отраду. Утром немецкие пикировщики впустую растрачивали свой бомбовый запас.

На заводе появилось много энтузиастов этого дела. Была создана специальная бригада монтажников, расставлявших ночью в степи целые колонны фанерных танков. Особенно увлекались нашими ночными операциями Петров и комсомолка Рая Малярова. Петров занимался расстановкой макетов, а Рая оставалась на утро где-нибудь вблизи них, в укрытии, и наблюдала, как немцы бомбили эти макеты. Когда пикировщики, сбросив свой груз, улетали, она маскировала уцелевшие обломки травой, чтобы немецкая воздушная разведка не заметила нашего обмана.

Возвращаясь из степи, Рая рассказывала нам, как проходила бомбежка, сколько «машин» уничтожили фрицы, сколько повредили, сколько всего было сброшено бомб, и обыкновенно хохотала при этом до слёз. Она не переставала удивляться:

— До чего же глупы эти поганые фашисты!

Деревообделочный цех довольно долго занимался производством фанерных танков. Было создано больше сотни макетов. По нашим подсчётам немцы сбросили на них около двух тысяч бомб разного калибра.

Как-то наши рабочие обратили внимание на то, что корабли Волжской военной флотилии, непрерывно обстреливавшие противника из своих дальнобойных орудий, последние дни почти не ведут огня. Заинтересовались: в чём тут дело? Оказалось, что у моряков нет провода под водой. Он необходим был для связи с береговыми корректировщиками.

Мы сейчас же осмотрели свои заводские склады, нашли какой-то кабель, пригласили к себе моряков посмотреть, не подходит ли он для них. Моряки пришли, посмотрели и сказали:

— Это как раз то, что нам нужно. Большое спасибо.

Как только наступила ночь, две канонерские лодки, войдя в затон, что в районе нашего завода, открыли огонь по противнику и вели его до рассвета, переходя от одного пункта затона в другой.

После, когда военные корабли приходили к нам на ремонт, моряки говорили:

— По вашему кабелю мы получаем координаты целей.

Крепко сдружились мы с моряками. Мы заправляли их корабли горючим, и с наших причалов они уходили на операции в район заводов «Красный Октябрь», «Баррикады» и Тракторный. Корабли уходили вечером, а утром иногда возвращались на буксире, с зияющими в бортах рваными пробоинами, и моряки сносили на берег своих убитых товарищей, хоронили их, рассказывали нам, что происходит на направлении главного удара немцев, где оборону держали гвардейцы Чуйкова, Родимцева, Гуртьева. За день общими усилиями кораблям возвращалась боеспособность, и вечером они снова уходили на выполнение боевых заданий.

Главные помощники

А. И. Чекушин

Волга застлана пороховой и мазутной гарью. В блиндаже темно. Только на тумбочке возле дежурной телефонистки мерцает свет лампочки, сделанной из гильзы мелкокалиберного снаряда. На двухъярусных нарах лежат рабочие.

Это блиндаж Сталинградского судоремонтного завода. Уже ночь; день был тяжёлый, но людям не спится.

— Всё бы ничего! Но не желаю я вставать на такой путь, чтобы деревянными штырями затыкать пробоины корпусов металлических баркасов, — говорит котельщик Жарков. — Что же это получается: Волга наша, а мы, волгари, не можем взять на Волге свой, заводской сварочный аппарат. Натан говорит: «Не могли взять, так готовьте пластыри и штыри, затыкайте дыры корпусов чем хотите, но суда должны работать. Если переправа перестанет работать, Родина нам этого не простит». Сидим, как ощипанные, смотрим по сторонам — куда бы улизнуть… Дай своего табачку, — обращается он к Косову. — У тебя он покрепче. Прочистить горло надо: першит с досады, что допустили немцев командовать на Волге… А сварочный аппарат, товарищи, всё-таки надо взять. Без него не пойдут на работу ни «Пожарский», ни «Ерик», ни «Чапаев».

— Факт, — поддержал слесарь Поляков.

Время подходит к полночи. В блиндаже затихают разговоры, но Волга не затихает. Немец усиливает освещение центральной переправы, обстрел фарватера и мест погрузки и выгрузки судов.

Прибегает посыльный с КП, вызывает по фамилии рабочих:

— Жарков, Шарипов, Ушанов, Пригарев, Косов… На капе, к директору.

Командный пункт освещен фронтовой лампочкой «молния», сделанной из крупнокалиберной гильзы.

— Ну, что, выспались? — спрашивает собравшихся директор завода товарищ Заславский.

— Да нет, не спится чего-то, — отвечает Жарков.

— Так вот, товарищи. Вместо десяти судов на центральной переправе работает всего пять. Разве это помощь фронту? Нет. Чтобы помочь защитникам Сталинграда, надо вернуть в строй все подбитые суда. Поэтому едем за аппаратом. Необходимость его вам известна.

Отряд рабочих, вооружённых винтовками, вёслами, топорами и цинкачами, бесшумно погружается на плашкоут.

Баркас № 62, ведомый капитаном Никитиным, плавно тянет на буксире плашкоут по волнистой воде затона навстречу свежему течению Волги — к фарватеру, освещённому гирляндами «фонарей». Всё ближе и ближе рабочие к своей заветной цели — песочной косе, где стоит на мели баркас «Кашен», а на его палубе — сварочный аппарат. Там, недалеко от берега, засели немцы. Они тоже не спят.

— Ишь ты, подлец, как усердствует, — говорит Жарков.

— Любо посмотреть: идём, как в городском саду; и фонтаны и фейерверк, — замечает Ушанов.

На пути к волжской переправе.

Поблизости шлёпаются в Волгу мины и разрываются, подымая столбы воды. Брызги сверкают в освещении «фонарей».

— При таком освещении на мель не сядем, — со злобой говорит директор. — Придётся, вернувшись на берег, попросить командира «катюш» передать от нас благодарность немцам.

Уже завиднелась песчаная коса и обозначились контуры баркаса «Кашен». Натан Петрович Заславский переходит с кормы плашкоута на нос, чтобы получше рассмотреть путь подхода к «Кашену».

— Пора. Крюков, семафорь капитану: отдать чалку и уходить за косу, ожидать там сигнала подхода. Ребята, приготовьте вёсла, — командует он.

Чалка подобрана. Плашкоут на вёслах легко идёт по мелководью.

— Мелко, — сказал Заславский, — приготовьтесь сойти в воду.